В доме Варвары Петровны воцарилась тишина, вязкая и скорбная. Ещё утром жизнь текла привычным руслом — чай, новости, планы на грядки. А потом в спине грянул выстрел. Не метафорический, а самый что ни на есть настоящий. Острый, парализующий, огненный.

Варвара Петровна, женщина, пережившая стройку века и двух внуков-подростков, медленно, с достоинством опершейся державы, опустилась на диван. Она прикрыла глаза. Всё было кончено.

Сын Роман застала картину апокалиптического спокойствия. Мать лежала в позе античной героини, принявшей свою судьбу. Лицо её выражало усталую покорность року. Тишину нарушало лишь драматическое прерывистое дыхание.

Рома, наученный годами подобных «концов света», подошёл, сел на край дивана. Он рассмотрел знакомые морщинки боли, сжатые губы. И тогда, среди этой гробовой тишины, прозвучало самое магическое, самое животворящее заклинание, известное человечеству. Мужчина произнёс его шёпотом, полным надежды:

— Мам… Может, поедем, купим тебе что-нибудь?

Эффект был мгновенным, как от щепотки волшебного порошка. Веки Варвары Петровны дрогнули. В её глазах, только что созерцавших вечность, мелькнула искорка живейшего интереса. А затем анализа, расчёта, внутреннего перебора гардероба.

— Что… купим? — выдохнула она, и голос её, только что звучавший как последний шелест увядающего листа, обрёл плотность и вопрошающую интонацию.

— Ну не знаю, — развёл руками Роман, делая вид, что обдумывает. — Кофточку? Ту самую, в синих цветочках, на которую ты в прошлый раз смотрела? Или туфли новые… Лёгкие, на низком ходу, чтобы «по дому походить».

На лице матери началась настоящая работа. Боль отступала под натиском более мощных сил: любопытства, жажды обновления, азарта предстоящей охоты. Варвара Петровна медленно, с некоторым усилием, приподнялась на локте. Её взгляд уже не был устремлён в потолок. Он метнулся в сторону шкафа, оценивая его содержимое с позиций острой необходимости.

— Туфли… — задумчиво произнесла она. — Да, туфли… У меня же старые совсем разношёрстные. А кофточка та… с запАхом.

Слово «запАх» она произнесла с такой брезгливостью, словно речь шла не о любимой кофте, а о трофейной шкуре мамонта. Рома подавил улыбку, видя, как материнская мысль, сбросив саван, лихорадочно строит маршрут: диван — прихожая — магазин.

— Может, и сумку посмотреть? — подбросил сын следующую щепотку волшебства в этот котёл выздоровления.

Это было решающим аргументом. Варвара Петровна сделала движение, чтобы встать. Лицо её скривила гримаса, но уже не смертной муки, а досадного физического неудобства, мешающего важному предприятию.

— Поддержи-ка меня, сынок, — скомандовала она, протягивая руку. — Осторожно, у меня же прострел.

Через пятнадцать минут они уже выезжали со двора. Варвара Петровна сидела на пассажирском сиденье, заботливо подпоясанная, с подушкой под поясницей. В её глазах горел боевой огонёк потребителя. Она обсуждала фасоны, цвета, качество швов и распродажи в соседнем гипермаркете. О боли напоминал лишь осторожный стон при особенно резком повороте.

Роман смотрела на мать и тихо смеялся. Он знал, что лучший бальзам для женской души, способный поднять с одра смертельного недуга, фасуется не в аптечные пузырьки. Его разливают по бутикам, складывают на полки торговых центров и вешают на яркие вешалки со скидкой.

И называется это чудо-средство коротко и ясно: «Купим тебе что-нибудь?».

© Ольга Sеребр_ова