Мой муж — человек, чья внешность красноречиво заявляет, что он может бриться ладонью и завтракать гвоздями. Но внутри этого сурового кокона бьётся душа, сравнимая разве что с пухом новорождённого цыплёнка. Специалист по маскировке душевной мягкости, он профессионально прячет её от посторонних, но перед лицом зоологической несправедливости оказывается бессилен.

Так в нашем доме появился Хома. Не просто хомяк, а беженец, спасённый от соседских юных экспериментаторов, вознамерившихся выяснить его молекулярный состав. После перенесённых пыток зверёк требовал психологической реабилитации. Впрочем, через неделю совместного проживания реабилитация потребовалась уже мне.

Ночью Хома бодрствовал. Вернее, он совершал в своём колесе забег в никуда с таким остервенением, что железная клетка ходила ходуном, издавая звуки, сравнимые разве что с работой цеха по сборке стиральных машин. Гремело, бренчало и трещало всё, что могло. Я в эти минуты лелеяла в душе надежду, что хомяк в своём спортивном порыве укатит прямиком в преисподнюю.

Стоило мне, сжав кулаки, решительно направиться к клетке с намерением превратить Хому в миниатюрный хачапури, как тот мгновенно садился на свою шерстяную попу. Хватался верхней лапкой за прут и устремлял на меня взгляд своих чёрных бусин, слегка покачиваясь.

Мой воинственный пыл таял, как мороженое на сковородке. А стоило взять его в руки и погрузить пальцы в его медовую шёрстку, как наступала благостная нирвана. Мы вдвоём замирали и смотрели в окно, в дальние дали, куда-то в сторону созвездия Орион, решая, видимо, вопросы мироздания.

Для полного счастья Хоме купили подружку, Брунгильду, или Бруню. «Хома и Бруня. Звучит», — решил коллективный семейный разум. Бруня, однако, была другого мнения. Она встречала ухажёра криками, укусами и, по всей видимости, отборной хомячьей бранью. Пришлось их рассадить.

Одиночество помогло Бруне разработать и осуществить гениальный план побега.

Семья прочесала каждый сантиметр квартиры. Благодаря этому я навела идеальный порядок в кладовке, под ванной и на балконе. Но хомячиха испарилась в неизвестности.

Хома грустил ровно один день. Ночные марафоны, лакомства и безграничная любовь залечили его душевные раны быстрее, чем любая терапия.

Его жизнь трагически оборвалась в канун Нового года. Пройдя через концлагерь и несчастную любовь, Хома не смог пережить другую национальную трагедию — обжорство. Я нашла его утром с битком набитым ртом, из которого торчали сухари, злаки и орехи.

Он так и лежал с открытым ртом, не в силах сомкнуть его под тяжестью собственного благополучия. Что его скосило? Заворот кишок или инфаркт от счастья? Осталось тайной, ибо визит к патологоанатому не входил в мои планы.

Завернув тело в старую футболку, я озадачилась, как мягко сообщить детям о кончине друга. Я долго и витиевато рассуждала о бренности бытия, подбирая самые эвфемистичные слова. Дети выслушали и отреагировали странно:

— ДА? КАК ЖАЛКО... ДАВАЙ КУПИМ НОВОГО ХОМЯКА!

«Интересно, — возникло у меня в голове, — если помру я, они тоже новую маму купят?»

Для меня уход Хомы был потерей космического масштаба. С кем теперь я буду сидеть и смотреть в дальние дали? Как этот 12 сантиметровый грызун сумел так крепко ухватиться за мою душу? Новый год прошёл мимо.

Хоме устроили пышные похороны за домом, с речами и памятником, который благополучно смыло первым же дождём со снегом, сравняв с землёй место вечного упокоения.

Спустя год, во время переезда, разбирая кладовку, я обнаружила хомячью шкурку. Это была «позёмка» Бруни. Всё остальное истлело.

Больше хомяков мы не заводили. Решили завести кота. Живёт подольше, да и гладильная площадь кота побольше.

Первый кот не выдержал натиска такой любви и сбежал. Потом на улице делал вид, что не знаком с нами. Возможно, это был и не он, а просто похожий кот, терпевший наши навязчивые приставания.
Нынешний кот, к счастью, оказался таким же придурошным, как и мы.

Так что живём себе, ОТ ДУШИ ДУШЕВНО В ДУШУ. Чего и вам желаем.

© Ольга Sеребр_ова

(dzen.ru/a/aFgORdbnvH9VMnft)